Чувашский просветитель Иван Яковлев: от сироты до генерала / 25 Апреля 1848 / История Ульяновска / Годы и люди

Иван Яковлев появился на свет 25 апреля 1848 года в деревне Кошки-Новотимбаево Буинского уезда Симбирской губернии (ныне Тетюшский район республики Татарстан). Через два дня от последствий родов умерла его мать, крестьянка Наталья Макарова. Кто был отцом мальчика, истории доселе неведомо. Ивана окрестили в Богородском храме села Жуково, отстоявшего на шесть вёрст от Кошек. Отчество и фамилию он получил от крестного отца, крепостного крестьянина из села Жуково Якова Яковлева.

Незаконное рождение было пятном, способным очень сильно подпортить всю жизнь человека, но всё порой бывало запутанно и непросто – например, богатейшая симбирская дворянка Екатерина Перси-Френч не могла законно выйти замуж, не лишившись, при этом, львиной доли своего родового состояния. В воспоминаниях, надиктованных в первые годы советской власти, Иван Яковлевич осторожно отмечал, что мать его была состояния среднего – читай, женщиной небедной, занималась хозяйством. Ваня Яковлев был младшим, четвёртым ребёнком в семье.

Старший брат будущего просветителя, к слову, тоже Иван (даже до трёх сыновей с одинаковыми именами в одной крестьянской семье были совсем не в редкость – крестили их в честь разных святых) был в Кошках человеком уважаемым, уполномоченным по разным нуждам и просьбам, несмотря даже на то, что увлекался спиртным. Мать, видимо, не желала формализовать отношения, опасаясь материальных потерь, ведь всем её имуществом после свадьбы заправлял бы муж, в хозяйственных способностях которого женщина сильно сомневалась.

То, что ситуация была не тривиальной, подчёркивает и личность крестного отца младенца. Яков Яковлев был регентом и музыкантом помещичьего хора, эдакий, «сельский аристократ». Жуково было центром большого, в 5500 десятин имения. Им владел Дмитрий Павлович Еремеев (1830 – 1894), Симбирский губернатор в 1869 – 1873 годах, а после – влиятельная фигура в окружении влиятельнейшего начальника «всесильного» III Отделения и шефа жандармов графа Петра Андреевича Шувалова, за глаза называемого «Петром Четвёртым».

В 1871 году, при содействии Дмитрия Павловича, 23-летний Иван Яковлев открыл в родной деревне чувашскую начальную школу, собиравшую учеников из 22 окрестных деревень. Учебное заведение не только развивало духовно, но и было неплохим экономическим подспорьем для жителей Кошек, сдававших квартиры ученикам, не желавшим ежедневно отмахивать немало вёрст пешком до школы и обратно в свои села и веси. В день рождения Ивана Яковлева Кошки-Новотимбаево ежегодно справляют теперь свой сельский праздник.

Вплоть до начала XX века детская смертность в Российской империи была зашкаливающей. Шансов выжить у младенца, потерявшего мать, было очень мало, но своим шансом на жизнь Иван Яковлев воспользовался вполне. В Кошках жила семья крестьян Пахомовых, у которых не было сына, наследника, а у чувашей, объяснял сам Иван Яковлевич, был обычай, в силу которого в доме обязательно должен расти наследник, за неимением которого принимали ребёнка из семьи родственников, или чужого, даже русского – и Ваня Яковлев оказался идеальным случаем. А против дома его приёмных родителей жила кормящая женщина, жена крестьянина Федора по прозвищу Лгун, из жалости, даже без денег, выкормившая и Ваню.

В детстве я мало сознавал, признавался просветитель, чем обязан был этой женщине – с возрастом пришло понимание и сожаление, что это уже невозможно сделать лично: но внуки и внучки доброй женщины воспитывались в Симбирской чувашской школе!

Чуваши никогда не были крепостными, и это развило в народе чувство собственного достоинства, утрированно выраженное в анекдоте: «Поп Васька здесь живёт?» - «Да, а кто его спрашивает?» - «Скажи: Василий Иванович пришли!». Сельские жители, чуваши относились к удельному ведомству, то есть, трудились прямо на царя и императорскую семью. Главный помещик России, император Николай I, правивший в 1825 – 1855 годах, заботился о нуждах удельных крестьян, правда, получалось у него это иногда весьма своеобразно.

Удельных, например, в тех же симбирских пределах заставляли сажать южноамериканскую гевею, ради получения натурального каучука, или табак, не подходящие к здешнему климату. Зато Николай I угадал с картошкой – и чуваши Симбирской губернии были среди первых, кто по достоинству оценил корнеплод.

Ещё Николай I первым взялся просвещать народные массы. В 1838 году в громадной Российской империи, от Варшавы и до Аляски с Калифорнией, насчитывалось всего 60 школ для крестьян, в которых обучалось 1500 человек. Спустя четверть века, число школ выросло более, чем в сорок раз, до 2550, и обучалось в них 111 000 учеников.

То, что учение – свет, в народном сознании прививалось с трудом. Умников, то есть, элементарно грамотных людей в традиционной российской деревне не жаловали. Грамотный крестьянин воспринимался соседями полоумным, убогим – и, действительно, неспособных к физическому труду детей выучивали церковной грамоте, читать Псалтирь над усопшими, и это давало им кусок хлеба, возможность выжить.

Но Николай I, заслуживший от подданных прозвище Палкин, с народом не церемонился: конкретное сельское общество было обязано выставить предписанное число учеников. Народ отвечал по-своему: грамотных сыновей потом первыми сдавали в рекруты, а в школы норовили сплавить тех, кого не жалко: отчаянное хулиганьё, детей из бедных семей, сирот.

Так восьмилетний сирота Иван Яковлев оказался учеником удельной школы в селе Старые Бурундуки. Да, это было не простое время, и не лучший контингент, но трудности только закаляли нашего героя, а непростое окружение учило искать пути к сердцу всякого человека. В двенадцать лет Иван Яковлев окончил Бурундуковское училище первым учеником, получив право на казённый счёт обучаться в уездном училище в губернском Симбирске.

В том самом 1856 году, года Ваня Яковлев поступил в бурундуковскую школу, на всероссийский престол вступил император Александр II (1818 – 1881). Начиналась эра великих реформ – крестьянской, судебной, земской, военной. Однако, всё прочее едва ли имело успех, не будь в стране реформы системы народного просвещения, инициированной и поддерживаемой верховной властью, а не бывшей уделом энтузиастов-одиночек, каковыми со времён советской власти пытались представить и Илью Николаевича Ульянова, и Ивана Яковлевича Яковлева.

Чин действительного статского советника, штатского генерала вводил обоих в когорту высшего чиновничества, примерно, три с половиной тысячи «избранных», определявших и воплощавших на местах курс государственной политики. Анекдот гласит, как на отпевании Ильи Николаевича Ульянова в Богоявленской церкви, в присутствии даже Симбирского губернатора Николая Павловича Долгово-Сабурова, когда диакон стал молиться об упокоении «раба Божия Илии», кто-то из чиновной толпы произнёс вслух: «Какой он тебе „раб Божий“? – он действительный статский советник!».

Да, чувашскому сироте не откажешь в великих талантах – но смог бы он реализовать их с тем видимым успехом, если бы не «великие реформы» Александра II? Кстати, государя-реформатора Иван Яковлевич недолюбливал.

Антипатия установилась после первой, если можно так выразиться, личной встречи, случившейся 28 августа 1871 года, когда император с официальным визитом посетил Симбирск. Государь был сильно не в духе, маялся животом, и всё его раздражало – в частности, замеченный среди толпы чувашский просветитель. Усердно постигая науки, молодой человек заработал близорукость и одел очки, желая получше рассмотреть обожаемого государя. Только вот, публичное появление в очках в те времена, отчего-то, считалось делом почти неприличным, дерзким, вызовом общественному мнению.

Император страшно зыркнул на Яковлева, но промолчал, поскольку молодой человек был в студенческом мундире – зато, обрушил своё раздражение на каких-то крестьян, пытавшихся подать ему письменную просьбу – это тоже считалось нарушением приличий. «Распустились! Слишком много себе позволяете! – крикнул государь, метя не только в мужиков, но и в очкарика-студента, - Смотрите мне: та рука, которая дала вам свободу, закрепостит вас обратно!».

«Дерзкий» портрет молодого Яковлева в очках и с усами – они тоже считались вызовом, если ты не кавалерийский офицер – по счастью, сохранился для потомков. Мы привыкли воспринимать Ивана Яковлевича мудрецом, патриархом с внушительной окладистой бородой, умудрённым учением и прожитой жизнью. Таков он на памятниках и бюстах, в том числе, на памятнике работы заслуженного художника РФ, народного художника Владимира Нагорнова, установленном в Ульяновске 1 октября 2006 года.

А ведь главные достижения чувашского просветителя приходятся на его молодость. В двадцать лет он открывает свою чувашскую школу, а в двадцать четыре года в Казани, в 1872 году издаёт свой первый чувашский «Букварь», неоднократно переработанный и переизданный впоследствии.

Но заложенное в молодости не осталось всплеском, а методично и поступательно развивалось Иваном Яковлевичем и в дальнейшем. Симбирская чувашская учительская школа считалась одним из лучших учебных заведений в Симбирском крае и была известна далеко за его пределами. Оно готовило кадры для чувашских начальных школ в пределах Казанского учебного округа, не только для Симбирской, но и Казанской, Оренбургской, Самарской губерний.

Созданная Иваном Яковлевичем система воспитания будущих педагогов отличалась эффективностью и практичностью. Строгий режим, простота и скромность быта в учительской школе мало чем отличались от того сельского быта, в который ученикам непременно предстояло вернуться. Закон Божий являлся основой быта школы. Школа также давала ученикам хороший круг практических умений и ремёсел, необходимых в сельской жизни.

Без мастерских при чувашской школе не обходилось в Симбирске, в плоть до революции 1917 года, ни одно серьёзное строительство или ремонт, а без школьных хоров и оркестра, считавшихся среди лучших в Симбирске – ни одно культурное или религиозное мероприятие.

Разумеется, как то ведётся в России, многие сильные мира норовили навязать в ученики Ивану Яковлеву своих протеже, ничуть не чувашей, и даже потомственных дворянских детей. на что Иван Яковлевич отвечал: «У нас в школе порядки строгие! Дети рубят дрова, чистят отхожие места. Для крестьянских детей, чувашей, это ничего. А дворянину-то в дерьме ковыряться будет тяжко». Здесь просители, как правило отставали, но не все.

Губернский предводитель дворянства Владимир Николаевич Поливанов очень настойчиво упросил Ивана Яковлевича взять на обучение в школу сын одного из своих слуг, русского мальчика – второй человек в губернии, особа, двигавшая губернаторами и даже министрами, такому не откажешь. Мальчик, в принципе, оказался способным, добросовестным – но, отправившись домой на каникулы, взял и «обнёс» барскую оранжерею!

При встрече на каком-то мероприятии, Поливанов выкатил Яковлеву претензию – мол, его ученик съел его, поливановские персики, которыми сам предводитель желал бы полакомиться! Это было вдвойне обидно, ведь сам Поливанов и навязал Ивану Яковлевичу молодого человека – но директор чувашской школы срезал губернского предводителя:

«Мои ученики по оранжереям не лазят – мы для того оранжерей и не держим! А со своей оранжереей, ваше превосходительство, и разбирайтесь сами, если ещё пожелаете их мне сосватать!». Больше Владимир Николаевич Ивану Яковлевичу учеников не предлагал.